Рабы Парижа - Страница 120

120

Там лежали две записки, перехваченные ростовщиком и купленные у него герцогом, а также все письма, которые она посылала Норберту. Их было около сотни.

Если бы хоть одно из них попалось на глаза виконту Октавию… Но де Шандос, слава Богу, не Доман!

Сначала девушка хотела сжечь опасные бумаги. Придя домой, она заперлась у себя в комнате и даже приготовила уже горящую свечу, чтобы приступить к выполнению своего решения, но остановилась и задумалась.

— Кто знает? — прошептали прекрасные губы. — Может быть, все это пригодится для моей мести…

И Диана спрятала бумаги в шкатулку, где хранились письма Норберта.

Все ее мысли были заняты подготовкой мести сопернице. Она уже не помнила, что именно благородный поступок герцога, вернувшего ей спокойствие и уверенность в завтрашнем дне, дал ей в руки эти бумаги. Она не думала о том, что, отомстив с помощью этих писем Мари Палузат, она нанесет страшный удар по Норберту в ответ на его благородство. Но если бы это и пришло ей в голову, то ничуть не повлияло бы на ее планы.

Бог судил иначе. Переписка с де Шандосом действительно со временем пригодилась, но только против самой Дианы.

Пока же все, казалось, благоприятствовало ей.

Норберт уехал с женой в Париж. В этом можно было не сомневаться: тщеславный граф де Пимандур раззвонил об их отъезде по всей округе.

Несколько дней спустя она узнала, что Доман исчез, прихватив с собой Франсуазу и полученные от герцога шестьдесят тысяч франков.

Две женщины ходили с плачем по Беврону и разносили эту новость: мать Франсуазы и служанка Домана, которая, как все знали, была его любовницей.

Служанка рассказывала, что ее сбежавший хозяин никогда не был адвокатом и почерпнул все свои юридические познания в тюрьме, где прошел полный десятилетний курс обучения всем тонкостям французского законодательства.

Побег ростовщика и юной предательницы очень обрадовал Диану.

Она знала, что тетка Руле считает ее причастной к исчезновению своей дочери. Но вопли вдовы никогда не проникнут за зубчатые стены замков…

Главное — она никогда больше не увидит сообщников и может спокойно выходить замуж.

Будущее казалось безоблачным.

До свадьбы оставалось две недели.

Мадемуазель де Совенбург хотела успеть за это время окончательно вскружить голову графу и довести его до полного самозабвения. Ей нравилось быть любимой.

Она желала, чтобы Октавий де Мюсидан, этот умный, образованный, добившийся успеха в парижском свете человек безропотно исполнял все ее капризы. Это очень льстило ее самолюбию.

Кроме того, Диана собиралась покорить высшее общество и стать самой яркой звездой на столичном небосклоне. Для этого нужно до тонкостей владеть искусством обольщения. И она упражнялась в нем целыми днями.

Октавий был от нее без ума.

В день свадьбы невеста была ослепительно прекрасна. Ей было приятно, что все смотрят только на нее.

Впрочем, выходя из церкви сквозь почтительно расступившуюся толпу прихожан, она поймала на себе множество неодобрительных взглядов. Длинный язык разгневанной вдовы Руле в считанные дни испортил доброе мнение бевронцев, которое Диана заслужила за многие месяцы бескорыстной помощи бедным.

Еще большая неприятность ожидала ее в замке Мюсидан: управляющим виконта оказался не кто иной, как Монлуи, часто присутствовавший когда-то на ее тайных свиданиях с Норбертом!

Октавий представил управляющего своей жене. Она густо покраснела.

Глядя на смиренного Монлуи, низко кланяющегося своей новой госпоже, Диана уловила в его глазах ту же лукавую искорку, которая так пугала ее у Домана.

"Этот человек не должен здесь быть, — подумала она. — И его здесь не будет!"

Молодая графиня де Мюсидан могла бы просто попросить мужа уволить неприятного ей слугу. Но управляющий может в отместку посоветовать графу де Мюсидану прогнать обманщицу-жену…

Мадам Диана решила добиться своего хитростью: обращаться с Монлуи как можно более ласково и терпеливо ожидать удобного случая.

Долго ждать не пришлось. Октавий был недоволен своим управляющим, который отличался большим рвением в Париже, но в Бевроне иногда целыми днями пропадал у любовницы.

Это была та самая девушка, к которой он водил зимой маркиза Норберта.

Мюсидан не намерен был долго терпеть подобное разгильдяйство и даже возмущенно сообщил об этом мадам Диане, которая, как и подобает любящей жене, была с ним совершенно согласна.

Разговор об увольнении нерадивого управляющего состоялся между молодыми супругами во время прогулки по самым романтическим уголкам Бевронского леса.

— Посмотри, какая чудесная поляна! — воскликнул вдруг Октавий, решив судьбу своего слуги и немного успокоившись.

Диана де Мюсидан огляделась и увидела, что они вышли на обычное место ее свиданий с Норбертом.

— Мне здесь не нравится, — капризно проговорила она.

Муж не стал возражать. Он поцеловал жену и свернул на другую тропинку.

И тут из зарослей выскочила большая собака.

Молодая женщина испуганно вскрикнула, узнав Бруно, охотничьего пса герцога де Шандоса.

Бруно радостно залаял, поднялся на задние лапы и положил передние на плечи Диане, как часто делал когда-то.

— Октавий, на помощь! — взвизгнула мадам де Мюсидан.

Виконт отогнал собаку.

— Вы не очень испугались?

— Очень! — ответила бледная, дрожащая Диана, которая боялась, конечно, не собаки, а проницательности мужа.

Между тем тот внимательно разглядывал Бруно.

120