Все трое испытывали большое облегчение, когда приходил граф. Он смеялся и болтал без умолку, избавляя жениха и невесту от необходимости придумывать темы для беседы.
Но это случалось редко. Де Пимандур еще никогда не был так занят, как сейчас. Он ездил по окрестным замкам, оповещая соседей о предстоящей свадьбе своей дочери с маркизом де Шандосом, рассылал по всей Франции приглашения, шумел и суетился.
Поздравления сыпались со всех сторон. Счастью Палузата не было пределов.
Норберт напрасно убеждал его, что неприлично устраивать пышную свадьбу, когда отец жениха находится между жизнью и смертью.
Тщеславный де Пимандур и слышать об этом не хотел.
В доме графа ставили новые перегородки и меняли обои. На всех дверях, на мебели, на посуде и вообще везде, где только можно, наносили соединенные гербы де Шандосов и де Пимандуров.
Глядя на все эти приготовления, жених и невеста тосковали все больше и больше, ясно предчувствуя свое будущее.
Однажды де Пимандур, развлекавший их очередной порцией новостей, сказал:
— Я только что слышал, что почти одновременно с вашей будет еще одна свадьба, которая тоже наделает много шуму:
— Чья? — спросила Мари.
— Вы знаете сына графа де Мюсидана?
— Виконта Октавия?
— Да.
— Он, кажется, живет в Париже, — вставил Норберт.
— Действительно, он там живет. И очень много шалит. Неделю назад приехал погостить у отца — и уже успел влюбиться. Молодой человек не теряет времени даром. Угадайте, на ком он женится? Ставлю тысячу франков, что у вас ничего не выйдет!
— Мы никогда не угадаем.
— Папочка, скажи, не мучай!
— Я вам скажу, — с таинственным видом продолжал граф, — но с условием: никому ни слова! Обещаете?
— Да.
— И я тоже.
— Виконт Октавий де Мюсидан, — сказал де Пимандур, понизив голос, — женится на мадемуазель Диане де Совенбург.
— Не может быть…
— Только неделю назад она потеряла брата! Мне сказал об этом нотариус Ганиве и взял с меня обещание никому ничего не говорить.
— И ты пообещал? — спросила Мари.
— Конечно! Иначе он бы мне не сообщил такую интересную новость…
— …и ты не мог бы ее теперь всем рассказывать, — закончила мадемуазель де Пимандур.
— Но как же может состояться свадьба, если де Совенбурги сейчас в трауре? — спросил Норберт таким тоном, словно это его не интересует. Надо же о чем-нибудь говорить…
— Госпожа Диана стала богатой наследницей. А де Мюсиданы очень хитры и их сын вовсе не случайно приехал из Парижа сразу же после смерти ее брата. Они хотят обогнать конкурентов!
Молодой де Шандос то краснел, то бледнел. От смущения он даже уронил на пол альбом с рисунками невесты.
Между тем граф продолжал:
— И они недаром так торопятся. Мадемуазель Диана — воплощенное совершенство! Начнем с того, что она необыкновенно красива. А какая у нее великолепная осанка! Какое достоинство чувствуется в каждом ее жесте! С первого взгляда узнаешь в ней знатную девушку из аристократического рода. А ее тонкий ум!
Де Пимандур повернулся к дочери:
— Вот вам, Мари, образец, с которого вы должны брать пример, когда станете герцогиней! Вы слишком скромно себя держите. Как же вы сможете требовать должного уважения от других, если сами не сознаете своего высокого положения в свете!
На эту тему граф мог говорить без конца. Поэтому мадемуазель Мари тут же вспомнила о каком-то срочном деле и убежала.
— Я только что встретил госпожу Диану, она выходила от старухи Руле. Черный цвет ей очень идет, как и всем блондинкам. Она просто восхитительна! Впрочем, кому я это говорю… Ведь вы знаете ее достоинства лучше всех, господин де Шандос!
— Я?!
— А вы разве это отрицаете?
— Что?
— Что вы за ней ухаживали. Не краснейте! Все правильно. Всякий нормальный мужчина имеет любовницу!
— Уверяю вас, граф…
— Расскажите это кому-нибудь другому! Вас так часто видели с ней и в Бевроне, и в лесу, да мало ли где еще… Не скромничайте! Вам не в чем себя упрекнуть. Ведь вы же не обманывали мадемуазель Диану. Разве она могла надеяться стать вашей женой, не имея приданого? Вот теперь другое дело, когда она стала единственной наследницей! Теперь это было бы нехорошо…
Маркиз де Шандос так рассердился на несносного болтуна, что отказался обедать и уехал, сославшись на плохое состояние отца.
Граф так и не понял причин этой поспешности.
Норберт между тем быстро шагал по дороге в Шандос.
Он ненавидел Диану и ни за что не женился бы на ней сам, но жестоко страдал от того, что она выходит за другого. Непостижимы капризы сердца человеческого!
Но действительно ли де Мюсидан женится на Диане? Может быть, граф ошибся? У кого бы спросить об этом, не привлекая к себе внимания?
— Господин маркиз! Господин маркиз!
Де Шандос обернулся.
За ним бежал Монлуи.
— Вы меня не заметили, ваша светлость?
Прежде Монлуи называл Норберта, по старой памяти, на "ты", но уже три месяца он был секретарем графа де Мюсидана и успел понять, какое расстояние отделяет аристократа от крестьянского сына, пусть даже умного и образованного.
— Я слишком глубоко задумался, — ответил Норберт и, не желая обидеть друга детских лет, протянул ему руку.
Монлуи почтительно пожал ее.
— Я уже неделю здесь. — сказал он. — Приехал с моим покровителем, графом де Мюсиданом. Он уже перевел меня из секретарей на должность управляющего. Господин Октавий, может быть, часто выходит из себя по пустякам, но человек он хороший. Я очень доволен своим местом.