Рабы Парижа - Страница 109

109

Де Пимандур удовлетворенно кивнул головой.

— Ну вот мы и добрались до сути дела, — усмехнулся он. — Думаю, что он на это и рассчитывал, потому что я кричал на весь Париж, какое приданое даю своей дочери. Я хотел найти для вас настоящего аристократа из самых древних родов Франции. И не надейтесь, что я отдам плоды двадцатилетних трудов какому-то Круазеноа!

— Ты ошибаешься, папа, — сказала несчастная девушка. — Я отвечаю за его бескорыстие так же, как и за свое.

— Вздор! Любой будет изображать бескорыстие, если за это можно получить миллион франков! Не верьте словам. Я сужу о вашем Жорже по его поступкам. На что он мог рассчитывать, обращаясь к вам тайком? Только на одно: увлечь вас, затем скомпрометировать — и прибрать к рукам мои денежки.

— Неужели ты не понимаешь, что эти предположения оскорбительны? И это — всего лишь твои догадки!

— Я не гадаю, а утверждаю! Знаете ли вы, как поступает честный человек, если он влюблен? Он говорит о своих намерениях не с девушкой, а со своим нотариусом!

— Папа!

— Не перебивай! Вместе с нотариусом он приводит в порядок свои денежные дела. Затем его нотариус отправляется к нотариусу родителей девушки. Они сравнивают состояния своих клиентов и одобряют предполагаемый брак. Только после этого честный человек имеет право говорить с девушкой о своих чувствах!

Что могла ответить на это Мари?

Она рыдала.

— Вы должны забыть этого Круазеноа, — безжалостно продолжал граф. — Я уже выбрал вам мужа и дал слово, что вы будете его женой. И я это слово сдержу, что бы вы ни говорили и как бы вы ни плакали. В воскресенье я представлю вам жениха. В понедельник нанесем визит епископу в Пуатье, чтобы он благословил вас. Во вторник посетим всех соседей и объявим о предстоящей свадьбе. В среду будет чтение брачного контракта. В четверг — помолвка. В пятницу — осмотр приданого. Потом — церковное оглашение и свадьба.

— Папочка, вы… вы не… не шутите? — заикаясь, спросила дочь.

— Нисколько!

— И за кого… за кого же вы меня… меня просватали?

— За сына самого герцога де Шандоса, молодого маркиза Норберта! — торжественно провозгласил граф.

Девушка побледнела как смерть.

Она потеряла всякую надежду уговорить отца отказаться от его планов. Громкое имя жениха ясно показало ей, как твердо отец будет стоять на своем.

— Но я его совсем не знаю, — еле слышно прошептала она.

— Его знаю я. Этого совершенно достаточно.

— Я не смогу полюбить его…

— А где это видано, чтобы браки заключались по любви? Разве что в романах. Я решил, что вы будете герцогиней — и вы ею будете!

На этом разговор был окончен.

Мадемуазель Мари любила Жоржа де Круазеноа гораздо сильнее, чем она посмела показать отцу. И горько упрекала себя в том, что проявила слишком мало настойчивости.

Но господин де Пимандур не принадлежал к тем людям, которые изменяют своей мечте из-за женских капризов.

Он терзал свою дочь, не давая ей ни минуты, чтобы прийти в себя.

К исходу третьего дня этой непрерывной пытки измученная девушка произнесла роковое "да".

Вот почему граф так долго не появлялся в замке Шандосов.

20

У де Пимандура было несколько карет, украшенных огромными гербами, и множество превосходных лошадей.

Однако он отправился к герцогу пешком, желая этим подчеркнуть важность события и свое почтение к старому аристократу.

Подходя к Беврону, он увидел месье Домана, который расспрашивал о чем-то юную Франсуазу Руле.

Граф стремился стать депутатом и нуждался для этого в помощи адвоката, который был бессменным президентом выборных сходок округи.

— Господин Доман! — еще издали крикнул де Пимандур. — Какие новости?

Президент низко поклонился его сиятельству.

— Очень печальная новость, господин граф. Говорят, что герцог очень болен.

— Герцог? Не может быть! Он здоровее любого крестьянина. Да я же сам был у него в гостях три дня назад!…

— Вот эта девушка идет из замка Шандос и только что сказала мне об этом. Не так ли, Франсуаза?

Девушка сделала графу реверанс.

— Слуги говорят, что он не встает с постели.

— Что с ним?

— Этого мне не сказали.

Де Пимандур был так поражен, что был способен только долго и невнятно бормотать что-то о своей последней встрече с де Шандосом.

— Все мы под Богом ходим, — философствовал тем временем месье Доман. — Не знаем, когда заболеем, сколько проживем, как умирать будем…

Граф опомнился.

— Благодарю вас, господин президент. Я постараюсь выяснить подробности. Прощайте.

И де Пимандур поспешил к замку.

Во дворе шумела толпа работников герцога. Все обсуждали состояние здоровья старого хозяина и строили догадки о причинах случившегося.

Из толпы вышел навстречу графу Жан, доверенный слуга герцога.

— Ну, как его светлость?

— Плохо, господин граф.

— Что же с ним случилось?

— Ужасное несчастье…

— Но он жив?

— Не совсем.

— Так герцог умер?

— Нет.

Де Пимандур вздрогнул.

— Тогда что же с ним?

— О, Господи! Два дня назад его как громом поразило, — с запинкой отвечал Жан. — Герцог с сыном были в столовой. Вдруг мы слышим ужасный крик…

— Герцога де Шандоса?

— Нет, господина Норберта.

— С ним тоже что-то случилось? — испуганно спросил граф.

— Ничего, ваше сиятельство. Он звал на помощь, потому что старому хозяину стало плохо.

— И что же вы сделали?

— Мы прибежали в столовую. Видим — господин герцог лежит на полу бездыханный, все его тело распухло и почернело…

109