Рабы Парижа - Страница 86

И тогда из этого хаоса возникли две ясные и четкие мысли. Первая заключалась в том, что он — самое несчастное существо на свете. Вторая — что он ненавидит своего отца, ненавидит так сильно, что только непреодолимый страх перед герцогом мешает превратить это чувство в действие.

Так прошло полтора года.

Настал день, когда герцог решил открыть наследнику свою тайну, чтобы возрождение славы и могущества герцогов де Шандосов стало целью и его жизни.

В воскресенье старик пришел с сыном из церкви и остался с ним наедине, отослав слуг.

Никогда Норберт не видел отца настолько взволнованным. Перед ним был не сгорбленный под бременем лет и трудов фермер, а гордый аристократ, готовый помериться знатностью и богатством с самим королем.

Сначала герцог рассказал сыну историю рода де Шандосов, начало которой терялось в легендах глубокой древности. Затем описал деяния всех знаменитых героев, носивших это имя, подробно перечислив, чем и когда они были пожалованы, с какими королевскими домами заключали браки, какими богатствами владели.

— Де Шандосы, как истинные государи, собирали подати, имели крепости, содержали армии. Вот кем мы были! И что нам с тобой осталось от всего этого величия? Почти ничего. Дворец в Париже, этот замок, немного земли — не более, чем на двести тысяч ливров годового дохода. Жалкие гроши по сравнению с пятью миллионами, которые получали наши предки…

Норберт был потрясен.

Он и прежде слышал, что отец очень богат, но огромные числа превосходили самые смелые предположения.

Его предки имели пять миллионов в год, а он вынужден собственноручно пахать землю…

Отец получает двести тысяч, а их комнаты в замке не лучше крестьянского жилья!

У предков было целое войско, а ему всякая сволочь говорит "ты"!

Возмущенный Норберт, преодолев обычный страх перед герцогом, встал — и уже было собрался обвинить отца в скупости, но тут силы изменили юноше.

Он снова опустился на скамью и тихо зарыдал.

Старик ничего не заметил.

Меряя крупными шагами комнату, он продолжал оплакивать утраченное величие рода.

— Мое состояние ничтожно, совершенно ничтожно для нынешнего варварского времени! Разбогатевшая при узурпаторе Бонапарте буржуазия скупает за гроши замки обнищавшего дворянства и пишет на их гербовых щитах свои мещанские фамилии. Эти безродные, скороспелые толстосумы хотят грязными деньгами уничтожить древнюю благородную аристократию!

Юноша немного успокоился и следил за быстро шагающим герцогом глазами, полными слез и ненависти.

Наконец, старик остановился перед сыном, желая особо выделить следующую часть своей речи:

— Мы, родовая аристократия, можем отстоять себя только их же оружием. Деньги! Нужны деньги! Чтобы дом де Шандосов мог с честью занимать подобающее ему место у трона, нам надо иметь не менее миллиона ливров дохода. Слышишь, сын мой: не менее миллиона!

Молодой человек, несмотря на все старания, почти ничего не понимал.

Точнее говоря, он понял только то, что было созвучно его собственным мыслям и ощущениям.

— Ни я, ни ты, — продолжал отец, — не доживем до такого дохода. Но, если Богу будет угодно, твой сын или внук его получат. Когда-то наши предки по-рыцарски, с мечом и копьем, покрыли сияющей в веках славой имя де Шандосов. Они доверили нам высокую честь носить это гордое имя. Их время, увы, ушло безвозвратно! И сейчас мы должны сделать то же самое, но уже не мечом, а деньгами. Добыть же эти деньги не по-мещански мы можем только путем тяжких лишений и личного труда.

Герцог перевел дыхание.

Норберт молчал.

— Я исполнил свой долг, — уже спокойнее и мягче продолжал старик. — А тебе, сын мой, предстоит продолжить мое дело. У меня при Реставрации не было и ста пятидесяти тысяч франков. Я приумножил их, и ты слышал, сколько мы имеем сейчас. Ты обязан последовать моему примеру безусловно и во всем. Так же, как я, ты женишься на какой-нибудь знатной и богатой девушке. Она родит тебе сына, которого ты воспитаешь так же просто, как воспитан сам. Продолжая вести такой же образ жизни, ты оставишь ему от двенадцати до пятнадцати миллионов. Если он поступит так же благородно, как мы с тобой, то уже его сын, твой внук, получит состояние поистине королевское. Вот как должно совершиться возрождение герцогов де Шандосов!

Отец сделал торжественную паузу, затем продолжал:

— Конечно, это нелегко! Но в этом — единственное спасение древних родов. Или эта идея войдет в плоть и кровь каждого главы аристократического дома, или старинное дворянство исчезнет без следа, а его место займут выскочки-мещане… Истинный аристократ должен в эту печальную эпоху жить не настоящим, а только будущим. Принести себя в жертву потомкам… В минуты искушения, сын мой, предавайся размышлениям о святости нашей цели. Утешайся грядущей славой нашего имени! Так всегда делал я. Я жил и буду жить только ради потомков, ради того королевского положения в обществе, которое они займут и которым они будут обязаны мне.

Норберту все еще казалось, что он видит сон.

— Ты видел, как я торгуюсь битый час за какой-нибудь жалкий луидор? Все думают, что это — от жадности. Глупцы! Я торгуюсь для того, чтобы мой правнук мог с гордостью швырнуть этот луидор из окна золоченой кареты в грязь, откуда его с благословениями поднимут нищие потомки моих расфуфыренных соседей! В следующем году я отвезу тебя в Париж, чтобы показать наш дворец. Такого роскошного дворца сейчас уже нет ни у кого! Мебель, картины, обои, — сплошь бессмертные творения великих художников. Я берегу все это, как зеницу ока, в этом — наше будущее величие. Там будут жить, Норберт, наши внуки и правнуки, прославляя нас с тобой за все то, что мы делаем для них.